Рингил скользнул оценивающим взглядом по стройной фигуре юноши.
И понравилось ли?
Стоп. Хватит.
И все-таки недооценивать противника нельзя.
Если, конечно, дело дойдет до поединка.
— Налюбовался своим маникюром, подонок?
Рингил посмотрел на Каада и едва не покачнулся — внезапно закружилась голова.
— Хорошо, — холодно произнес он. — Сделаем по-твоему. Без доспехов, без щита, только легкое оружие. В присутствии секундантов. А теперь выкатывайся из моего дома.
Когда Каад ушел и скрип колес его кареты растаял вдалеке, Рингил поманил к себе ближайшего из слуг, шустрого на вид парнишку лет двенадцати.
— Тебя как звать?
— Дери, господин.
— Знаешь улицу Дрэй в Экелиме?
— Что выше по реке? Да, господин, знаю.
— Хорошо. Там есть лавка, где продают всякую олдраинскую дребедень, на углу Блаббер-роу. Утром первым делом сгоняешь туда и передашь для хозяина сообщение.
— Да, господин. Какое сообщение?
— Напишу попозже. — Рингил выудил монетку из тощего кошелька. — После ужина найдешь меня в библиотеке.
— Буду рад, господин.
— Тогда беги.
— Надеюсь, теперь, — подала голос хозяйка, — все вернутся наконец к тем делам, которыми положено заниматься. И пусть кто-нибудь подотрет кровь.
Все задвигались, зашевелились, и вскоре толпа растеклась через двери и по лестницам. Ишил неторопливо прошествовала через опустевший холл и остановилась перед сыном.
— Ты что же, вознамерился оскорбить всех знатных людей города? — прошипела она.
— Они сами сюда являются, — ответил он, снова изучая ногти. — Сами приходят ко мне. Я бы не хотел их разочаровывать. И ты ведь не желаешь, чтобы имя Эскиатов поносили в твоем собственном доме? Отцу это вряд ли понравится.
— Если бы ты не напал на Каада…
— Мама, к твоему сведению… — Он остановился, удивленный прозвучавшей в голосе досадой, и метнул убийственный взгляд на двух застрявших у входа слуг, которые незамедлительно нашли причину, чтобы спешно удалиться. Подождав, пока за ними закроется дверь, Рингил продолжил уже спокойнее: — К твоему сведению, ни Мурмин Каад, ни твой возлюбленный супруг не желают и подпускать меня к Эттеркалю. Вряд ли это как-то связано с Шерин, но наше расследование определенно кое-кого встревожило, и вчерашнее появление здесь Каада есть лишь следствие этой тревоги.
— Все равно тебе не следовало так себя вести. Ошпарил гостю лицо! Едва не ослепил его!
— Он преувеличивает.
— Ты так думаешь? Гингрену удалось поговорить с одним из врачей канцелярии после осмотра Каада. По его словам, есть вероятность, что полностью зрение никогда не восстановится.
— Мама, я всего лишь плеснул в него чаем.
— Так или иначе, ты поставил нас с отцом в крайне неловкое положение и причинил неприятности, без которых мы вполне бы обошлись.
— Так, может быть, тебе не стоило тащить меня в эту вонючую дыру и посещать места, которые сама посещать не желаешь? Знаешь, как говорят, не кличь демонов…
— Ох, ради Хойрана! Ты ведь не ребенок.
— Послушай, мама, Каад ненавидит меня просто за то, что я есть. Этого не изменишь. И он сам имеет какое-то отношение к тому, что происходит в Эттеркале. Рано или поздно мы все равно столкнулись бы. Честно говоря, я предпочитаю встретиться в открытом поединке, а не ждать кинжала в спину в темноте.
— Слова, слова. Они не помогут нам в поиске Шерин.
— Можешь предложить другую стратегию?
На этот вопрос ответа у Ишил не было.
Позднее, в библиотеке, при свете лампы он написал Шалаку записку, которую затем свернул и запечатал. Пришедший за посланием мальчишка остановился у двери, за кругом света. Рингил вручил ему письмо.
— Ты ведь читать не умеешь?
Парень фыркнул.
— Нет, господин. Это дело для писцов.
— Иногда и для курьеров. — Рингил вздохнул. — Ладно. Здесь сказано, что письмо для Шалака Каларна. Запомнишь?
— Конечно, господин. Шалак.
— Открывается он не очень рано, живет над лавкой. Сзади есть лестница. Увидишь ее, если повернешь с улицы направо. Выйдешь, как только рассветет. Если понадобится, разбудишь. Он должен найти для меня кое-что, и поиски могут занять весь день.
— Да, господин.
Рингил задумчиво посмотрел на мальчишку. Парень старательный, искренний. Черты угловатые, резкие, лицо еще не сформировалось. Руки и плечи тонкие. Стоит неуклюже, но, по всему видно, вырастет высоким. Через пару лет будет красавчик.
— Сколько тебе, Дери?
— Тринадцать, господин.
— Рановато для службы в Глейдсе?
— Да, господин. Мой отец — старший конюший в доме Аланноров. У меня рекомендация. — В голосе проскользнула гордость. — Самый младший слуга в поместье Эскиатов.
Рингил улыбнулся.
— Ну, не совсем.
— Клянусь, господин.
Улыбка поблекла. Рингил не любил, когда ему лгали.
— На кухне есть девочка, ей еще меньше, чем тебе.
— Нет, господин. Не может быть. Я самый младший. И на кухне я всех знаю, там таких девчонок нет.
Рингил выпрямился, хлопнул ладонью по столу, да так, что чернильница с сургучом подскочили. Мальчишка вздрогнул. По книжным стеллажам запрыгали тени от покачнувшейся свечи.
— Дери, будешь упираться, я разозлюсь. Я видел эту девочку собственными глазами. Сегодня утром, когда вернулся. Она подала мне чай. Разводила огонь под котлами.
В тиши библиотеки повисло молчание. Нижняя губа у Дери дрожала, глаза бегали, как загнанные зверьки. Глядя на него, Рингил понял, что ошибся, и внезапно взявшаяся ниоткуда холодная рука прошлась по спине. Взгляд соскользнул с лица мальчишки и ушел дальше, за плечо, в темный угол комнаты, где, казалось, собрались все тени.